Прекрасная работа "Как рядовой Джозеф Браун пришёл в Вальхаллу"
Автор - Гилберт Франкау. Перевод - мой.
Оригинал: http://monologues.co.uk/Military/Rifleman_Brown.htm
Спасибо за помощь, Винт Репчатый
В нижнем из залов Вальхаллы — для героев неведомых стол.
И к нему, сдав свой пост и отдав свою жизнь, рядовой Джозеф Браун пришёл.
Униформа его не пробита, чиста, не запятнано кровью лицо.
Ранец скинул он с плеч и присел отдохнуть, найдя место средь прочих бойцов.
Вот убийцы Вальхаллы глядят на него, и притих их великий банкет:
Не стреляла винтовка, что Браун принёс, на клинке крови вражеской нет.
Невоспетые тени окопов встают, короли, что не знали корон,
Говорят они, что Джозеф Браун чужой, не по праву пришел сюда он.
“Этот гость к нам незваным явился на пир”, — так сказал одноногий капрал.
И клубился над толпами дым без конца, и сонм мертвых согласно кивал.
“Бесконечное пиво здесь ждет храбрецов и бездонный запас сигарет,
Но не ждут здесь того, чья обойма полна, кто казармы теплом обогрет”.
Посмотрел тогда Браун на безликих людей, на безвестных, кто лёг на фронтах,
И на раны от пуль, от снарядов, от бомб и от мин на разбитых телах,
На мундиры, покрытые кровью людской, но лишенные блеска наград,
Сапоги и портянки, что буры, как грязь, что прошли через Фландрии ад,
На винтовки “Ли-Энфилд”, стоявшие в ряд — мириады вдоль каждой стены,
И у всех со штыков кровь залила цевьё, и от пороха дула черны.
Не сказал Джозеф Браун ни слова тогда, но почувствовал в сердце своём,
Что имеет он право, как равный, сидеть и пить пиво за этим столом,
Что имеет он право на здешний табак, что положено место ему,
Не отнявшему жизнь, среди этих бойцов, восседающих в вечном дыму.
“Кто замолвит словцо за чужого стрелка, о, сидящие здесь за столом?
Кто сюда проведет парня без тяжких ран и с нетронутым, чистым штыком?”
Рассечённые лица глядят на него, рассечённые губы дымят,
Три — из взвода его, и им Браун знаком, но все трое всё так же молчат.
Он хотел к пенной кружке губами припасть, сигаретку покрепче зажечь,
Но не мог говорить, ибо знал — мертвецам не пристала хвастливая речь.
Тут ударом приклада раскрылись врата, и ввалился вдруг в зал новый гость,
С головой, рассечённой с зубов до виска, где белела открытая кость.
Со штыка его кровь, не запёкшись, текла, алым цветом на стали горя.
И он крикнул всем тем, кто уже убивал: “Кто введёт сюда Брауна?… Я.
Я клянусь четырьмя, что я в грязь положил, и снарядом, сразившим меня —
Джозеф Браун мой друг, и его надо вам за столом словно друга принять”.
Войско нижней Вальхаллы при этих словах — вся героев неведомых рать —
С затаённым дыханием, кружки убрав, стало дружно рассказу внимать.
“Он стоял на часах. Уже вечер настал. Проходил мимо наш генерал:
“Если вдруг пустят газ, что ты сделаешь, Джо?” — “В гонг ударю”, — мой друг отвечал.
“А потом?” — “Я открою огонь”. — “Боже мой! Да в своём ли, сынок, ты уме?
К тому времени газ уж погубит тебя. Думай лучше, ответ не по мне”.
“Сэр, я понял — противогаз!” — “Да, его первым делом надень, ты усёк?”
Джо отдал ему честь, и ушёл генерал, и не знал Джо, за что был упрёк”.
Повернулся тогда сонм погибших к нему, и понятны им стали слова,
И увидели — Джо не забрызгала кровь, но окрасила сплошь синева.
“На часах был он в полночь, — продолжил рассказ человек с обагрённым штыком, —
Что такое в ночи наблюдательный пост? Этот вид вам, конечно, знаком.
В небе вспышки ракет, пули бьют по мешкам, палят “Виккерсы” над головой,
И на все, что ползёт и таится в тенях, смотришь пристально ты — часовой.
Ты стоишь и вдыхаешь воздух ночной, и гадаешь какой уже раз,
Не придет ли с востока и севера вихрь, что несет с собой гибельный газ.
И подводят тебя твои слух и глаза, в каждой кочке мерещится враг…”
“О, во имя Того, кто отец нам и смерть, — хор героев рёк, — всё было так”.
“Тут как бездну прорвало — винтовки трещат, пулемёты рвут пламенем мрак.
Джо поднялся в окопе, вгляделся во тьму, чтоб понять, что замыслил наш враг.
С воем рухнул снаряд, и другой, и ещё, и ударил в нос гнилостный смрад,
Точно палые груши, он приторным был, этот запах, что нёс с собой ад.
Джо ударил тревогу немедля, хоть знал — быть ему через миг мертвецом,
Когти газа терзали уж горло ему, била крыльями гибель в лицо.
Мы услышали гонг. Два удара, и все. Но он поднял на ноги нас.
Мы отправились в бой — и каждый надел и приладил свой противогаз.
Газ забрал бы нас всех, если б Джо в эту ночь выполнял генеральский приказ”.
И хоть вражий снаряд от виска и до рта его голову врозь расколол,
Но звучал его голос ясно, как гонг: “Будь я проклят, коль сяду за стол!
Даже в нижней Вальхалле без Брауна я не согласен пить пиво один!
Что ж, достоин мой друг, пусть не ал его штык, пусть и полон его магазин?
И над кольцами дыма поднялись бойцы, и Вальхаллы ответ прозвучал.
Словно рёв тысяч пушек, их хор прогремел, сотрясая её нижний зал,
Как взрыв тысяч снарядов, стук кружек о стол возгласил новоприбывшим весть:
“Он достоин быть с нами, хоть меч его чист. Он воссядет с убийцами здесь,
Ибо знаем мы цену деянью его, и мы знаем — стремительна смерть,
Что хватает за горло, и душит, и жжёт, и водой поит лёгкие жертв.
Даже маску надеть — дело долгих секунд, и не тратил он их, и не ждал,
Ибо жизнь всех в окопе — в руках у того, кто подаст им заветный сигнал.
Те четыре убитых, и тот звонкий гонг, и зелёный и серый туман —
Это пропуск на пир, где обоих вас ждут вечный дым и бездонный стакан”.
В нижнем зале Вальхаллы, где место для тех из героев, кто не знаменит,
Тех, кого унёс Эн, Монс, и Марна, и Ипр, кто безвестным в могиле лежит,
Среди тех, кто убил и за нас был убит, рядовой Джозеф Браун сидит.